Татьяна Ермакова
Мир искусства Зинаиды Серебряковой
В минувшем году в Третьяковской галерее прошла выставка «Зинаида Серебрякова. Парижский период. Александр и Екатерина Серебряковы». Все представленные на выставке произведения были привезены из парижской мастерской Зинаиды Серебряковой и ранее не экспонировались в России. Также впервые московскому зрителю были показаны работы детей Серебряковой, Александра и Екатерины, живших с матерью в эмиграции.
Имя Зинаиды Серебряковой (1884–1967) занимает прочное место в истории отечественного искусства. Последняя персональная ее выставка, устроенная Третьяковской галереей, состоялась почти тридцать лет назад.
С тех пор вышла книга В.П.Князевой «Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице» (М., 1987); книга А.А.Русаковой, посвященная эмигрантскому периоду творчества Серебряковой (М., 2006), большой монографический альбом В.Ф.Круглова «Зинаида Евгеньевна Серебрякова» (СПб., 2004), а в 2011-м в серии «Жизнь замечательных людей» книга А.А.Русаковой. Все эти издания в значительной степени были посвящены биографическим исследованиям и описанию художественного наследия Серебряковой.
Выставка Серебряковой открылась в последние дни работы большой персональной экспозиции работ Наталии Гончаровой в Третьяковской галерее, что невольно вызвало сопоставление творчества этих двух выдающихся женщин-художниц, живших и творивших в Париже в одно и то же время, притом пути Серебряковой и Гончаровой не пересекались. Известно, что Зинаида Серебрякова отрицательно относилась к современному ей авангардному творчеству, поиски и эксперименты в этой области считала разрушением искусства. Неоднократно отмечала, что она чужая в этой среде, и не стремилась к общению с художниками другого направления.
Удивительная цельность ее мировоззрения и убежденность в силе воздействия классического искусства никогда не рождала сомнений в правильности выбранного ею пути и не ослабляла творческого напряжения и страсти в занятиях живописью.
Серебрякова не получила последовательного профессионального образования. Несколько месяцев занималась в Школе княгини М.К.Тенишевой, около года в Студии художника Осипа Браза в Петербурге. Затем, решив продолжить образование в Париже, некоторое время занималась в Академии Гранд Шомьер. Пребывание в этих студиях дало ей некоторый опыт академического натурного рисования. При этом нужно учесть, что основа этой работы была заложена в ней с детства в семье, где все занимались творчеством, под руководством матери, художницы Екатерины Николаевны Бенуа, в окружении работ отца, скульптора Евгения Александровича Лансере, и всей большой творческой династии Бенуа.
Огромную роль в формировании художественной направленности Серебряковой сыграли ее детские поездки с матерью и дядей, известным художником и историком искусства А.Н.Бенуа, в Италию, Францию, знакомство с памятниками классического искусства в крупнейших музеях Европы. Это раннее развитие в кругу семьи имело решающее значение в формировании вкусов юной художницы.
Будучи с детства болезненным ребенком и обладая замкнутым, необщительным характером, Серебрякова ограничила круг своего общения домом, усадьбой, родными, близкими друзьями семьи. Ранний брак с А.Б.Серебряковым, двоюродным братом, жившим на хуторе в Нескучном, был счастливым. Четверо детей, давших ей полноту женского счастья и бесконечность живописных впечатлений, впоследствии определили ее судьбу.
Подобная цельность и органичность бытия определили ту особенность и притягательную силу ее искусства, которую так точно выразил А.Н.Бенуа в рецензии на первое выступление Серебряковой на выставке: «…Ныне она подарила русскую публику таким прекрасным даром, такой “улыбкой во весь рот”, что нельзя не благодарить ее, <…> автопортрет Серебряковой несомненно самая приятная, самая радостная вещь. <…> Здесь полная непосредственность и простота: истинный художественный темперамент, что-то звонкое, молодое, смеющееся, солнечное и ясное, что-то абсолютно художественное. <…> Дарование Серебряковой удивительно экспрессивно… Она ничего “не хочет сказать”, она не задается ни передачей настроения, ни красочными проблемами: это здоровый реализм во всей своей непритязательной простоте»*.
Так же естественно Серебрякова вступила в общество «Мир искусства», со многими членами которого была знакома с детства и состояла в родстве.
Начав свой путь автопортретом «За туалетом», который сразу же был приобретен Советом Третьяковской галереи и стал как бы визитной карточкой художницы, Серебрякова развила этот жанр портретного искусства, создав целый ряд произведений, лучшие из которых: «Автопортрет в костюме Арлекина» из собрания Одесского художественного музея, «Автопортрет со свечой», принадлежащий Русскому музею, «Автопортрет в шарфе» из Музея личных коллекций ГМИИ им. Пушкина и другие.
Глядя на этот пленительный образ молодой женщины с «боковым взглядом лесной нимфы» (слова А.Бенуа), думается, что «звание Амазонки» подошло бы ей не менее, чем групповое определение женщин-художниц русского авангарда, появившееся в наши дни. Жизнь на природе, знание и владение лошадьми, унаследованное от отца, скульптора Е.А.Лансере, культ обнаженного женского тела, страстность, присущая ее женской натуре, — классические приметы образа амазонки. Единственное, что противоречит ему, — это полное отсутствие воинственности в ее поведении и искусстве.
Удивительны портреты детей Серебряковой, всегда занятых чем-то, никогда не улыбающихся, а смотрящих на мир большими и очень похожими глазами, немного грустными. Этот взгляд рождает предчувствие.
Лирические стороны дарования художницы наиболее остро выразились в пейзажных работах. Простые мотивы: цветущие сады, огороды, далекие горизонты полей, меняющийся со сменой времен года вид из окна, лаконично и экспрессивно исполненные темперой, несут в себе эпическое ощущение природы, созвучное поэзии Пушкина.
Эта же среда и атмосфера ее жизни родила главную тему ее творчества — крестьянские образы. Начав с зарисовок этнографических типов крестьян Курской губернии, Серебрякова пришла к созданию крупномасштабных картин, запечатлевших женские образы и процессы крестьянского труда. Монументальный стиль этих полотен, синтезирующий стилистику раннего итальянского Возрождения и поэтику искусства Венецианова, несет в себе черты патриархального уклада русской жизни.
Столь масштабно эта тема прозвучала в те годы лишь у Серебряковой.
Другим мотивом, занимавшим воображение художницы, была обнаженная женская натура. Как никто другой, сумела она передать пластику женской фигуры, показать простой и мягкий, по словам С.Эрнста, «узор женственности» и очарование молодости. Среди женщин-художниц, пожалуй, лишь Татьяна Маврина столь страстно ценила живописные достоинства обнаженного женского тела.
Крестьянские девушки, бывшие первыми моделями Серебряковой, определили тот идеал здорового крепкого тела, созвучный классическим канонам красоты. Мотив деревенской бани, столь распространенный в искусстве начала ХХ века (вспомним хотя бы работы Б.М.Кустодиева), Серебряковой решается как живописный рельеф, образованный игрой света и тени. Впоследствии, когда натурщицы стали недоступны, Серебрякова пишет обнаженную спящую дочь Катю и редких знакомых девушек в эмиграции, делая многочисленные наброски пастелью.
Обращение к пастельной технике, наиболее ярко проявившееся в серии работ, посвященных балету, давало возможность художнице быстро фиксировать натурные впечатления стремительно меняющейся обстановки балетных уборных Мариинского театра.
Драматические события революции и Гражданской войны, смерть мужа, разорение имения в Нескучном определили дальнейшую судьбу Серебряковой.
Необходимость содержать четверых детей и мать, отсутствие заказов обусловили ее отъезд в Париж. Побудивший ее к этому А.Н.Бенуа уже жил там с семьей и активно работал в театре.
Первыми значительными заказами, которые удалось получить Серебряковой, были портреты Саломеи Андрониковой, жившей тогда в Париже и помогавшей многим русским эмигрантам, и Генриетты Гиршман, жены известного промышленника и коллекционера, открывшего в Париже художественную галерею. Обратившись к моделям уже известным по многим портретным изображениям, сделанным в прошлом известными мастерами (Андроникову писали К.Петров-Водкин, А.Яковлев и В.Шухаев; Гиршман — В.Серов и К.Сомов), Серебрякова сумела проникнуть в душевный мир своих персонажей и создать их новый современный образ. К сожалению, таких моделей было немного в портретной галерее Серебряковой, чаще были заказы людей случайных, светских, с ограниченным количеством натурных сеансов.
Для Серебряковой, всегда писавшей натуру по своему выбору из любви к окружающей ее природе и людям, работа по заказу имела определенные трудности. Застенчивость, замкнутость характера, неуверенность в себе рождали портреты мастеровитые, порою виртуозные, но холодноватые. Их отличает полное отсутствие всяческой манерности и театрального пафоса, присущих салонному искусству того времени. Классическая сдержанность и достоинство портретных образов — главное качество ее работ.
Совсем иное наблюдаем мы в портретах близких ей людей. Они более непосредственны и реалистичны, часто имеют жанровую мотивировку. С приездом детей, Александра и Екатерины, они стали главными ее моделями, наряду с продолжающейся серией автопортретов.
Так же жадно, как и раньше, Серебрякова работает в пейзаже. Виды Люксембургского сада, Версаля и особенно французских провинций, куда удавалось с большими трудностями выбираться летом, всегда вдохновляли художницу, вызывая воспоминания о просторах и далеких горизонтах родных полей.
Соприкосновение с народной культурой особенно волновало Серебрякову. И в этом отношении большой удачей стало для нее путешествие в Марокко. Дважды, в 1928 и 1932 годах, посетила она эту страну, пробыв там в общей сложности более двух месяцев. Необычность этого путешествия, предпринятого ею в одиночестве по инициативе барона Броуэра, оплатившего ее пребывание там, дала ей возможность на время забыть о семейных проблемах и погрузиться в новую среду, испытав радостное волнение от работы. Именно эта свобода и непосредственность восприятия новых впечатлений пробудили прежний темперамент Серебряковой, привнеся в работы свежесть цветовой гаммы и особый ритмический строй, соединивший динамику быстрой работы с натурой и состояние статики и покоя восточного уклада. Характерно также, что восприятие Востока у Серебряковой совершенно лишено экзотики и этнографии. Она пишет людей других рас, но видит в них общечеловеческие черты. Ее персонажи полны обаяния и достоинства человеческой личности.
Трудно представить себе, как развивалось бы искусство Серебряковой в России, какие бы картины еще она написала, смогла ли бы работать над заказными вещами, и вообще, как сложилась бы ее судьба?
Невозможно ответить на этот вопрос.
Сама художница, определяя свое искусство как «беспретенциозное и бесхитростное», в письме к дочери пишет: «...ведь и у вас мое искусство теперь никому не нужно! А сил нет больше приспособиться к “новому” искусству. И вспоминаю свои надежды, “планы” молодости — сколько хотелось сделать, сколько было задумано, и так ничего из этого не вышло — сломалась жизнь в самом расцвете…»
Думается только, что ее искусство, основанное на классических идеалах, чуждое компромиссов и примет современности, сохранило ту чистоту и возвышенность, которые всегда будут манить почитателей и напоминать о женщине, в судьбе которой так тесно переплелись творческие и семейные ценности.
* Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице. М., 1987. С. 245-246.
Перепечатано с сайта журнала «Наше Наследие» №113 2015